Игра в цветной бисер

Виталий Орлов

Игра в цве тной бисер.
Рассудок умная игра твоя –
струенье невещественного света,
легчайших эльфов пляска –
и на э то мы променя ли тяжесть бытия…
(Герман Гессе отрывок из стих отворения к роману “Игра в б исер”)

Когда множество российских художников в послевоенное время попыталось переехать в Нью-Йорк, это, вообще говоря, не было уходом от преследований по национальному или религиозному признаку. Это было осознанное стремление попасть в художественную Мекку, которой в эти годы, вытеснив Париж, стал Нью-Йорк. В этом городе художники, как правило, уже профессионально сложившиеся мастера, принялись искать вдохновение и мировую известность, как прежде – в Париже. Другое дело, что по этой причине выехать им за пределы «железного занавеса» было отнюдь не проще, чем просто беженцам. Александр Вишневецкий интерсовался искусством и в юности, однако тогда на определенные мысли, вкусы и мнения существовало гласное или негласное «табу», иногда даже собственное. Жили под материалистическим лозунгом «Свобода – есть осознанная необходимость», а о душе велено было не беспокоиться. Как писал Влаимир Набоков, «каждый в этой стране был рабом, если не погромщиком; а поскольку наличие у человека души и всего до нее относящегося отрицалось, причинение физической боли считалось достаточным средством для управления людьми и для их вразумления. Время от времени случалось нечто, называемое револцией, и превращало рабов в погромщиков и обратно. Страшная страна, господа, жуткое место, и если есть в этой жизни что-то, в чем я совершенно уверен, – это что я никогда не променяю свободы моего изгнания на порочную паро дию родины».

Свобода для Александра Вишневецкого стала в Америке не просто «сладким словом», а формой повседневной жизни, хотя и здесь безоблачной ее назвать было нельзя. Он напряженно работает в области создания разного рода программного обеспечения для финансовых компаний. На вопрос о том, что же подвигло его к художественному творчеству, он отвечает: «Ответить не просто. Если кратко – с детства любил рисовать и копировать. Но осознанное стремление выразить себя в живописи появилось намного позже, в иммиграции, с новым ощущеним чувства свободы. Это был очень медленный процесс, коснувшийся подсознания, давший толчок размышлениям, естественный для совершенно новой ситуации, в которой я оказался. Но, видимо, я был предрасположен к восприятию свободной атмосферы, образа мышления и поведения окружающих». Толчком к живописным экспериментам Александра послужила трагедия 11 сентября 2001 года. Компанию, в которой он работал в то время, закрыли на неделю, в этот период он нарисовал свои первые живописные работы. Подражал вначале Клоду Моне. «Стресс, под которым мы тогда жили, – говорит Александр, – оказался мощным толчком. Потихоньку начал искать свой стиль, нужные материалы. Так и нахожусь до сих пор в пост оянном поиске».

У Александра как будто началась вторая жизнь, с ее разорванными отношениями между людьми, с языковым барьером, с непохожей на прежнюю повседневную жизнь. Далекими стали казаться воспоминания о юности в Киеве, институте, работе на стройке в голой монгольской степи, аспирантуре, диссертации.

Через 2 месяца после переезда в 1992 году в Америку он уже работал программистом, а эмигрантский стресс лет на 8 отодвинул тот момент, когда в нем все-таки проснулся живописец. Растянувшийся на годы процесс вживания в новую среду завершился достаточно успешно, пришло удовлетворение от творческой свободы, от открывшихся путей самовыражения.

В его дом вернулись поэзия и живопись. Александр стал видеть окружающую реальность в новых ярких красках, которые ранее он не замечал. Взгляд стал сосредоточиваться на гармонии красок как средстве выражения эмоций, и все точнее это воспроизводилось на полотнах. К этому процессу он относится непринужденно и легко. Окружающий мир стал в его работах миром Александра Вишневецкого. «Возникает такое чувство, – продолжает Александр, – словно удается приоткрыть ворота в новый красочный мир, наполненный многообразием цветов и оттенков. В то же время приносит радость ощущение, что, найдя новые выразительные средства, приобщаешься к когорте созидателей чего-то нового, неизведанного».

Киеве, институте, работе на стройке в голой монгольской степи, аспирантуре, диссертации.

Через 2 месяца после переезда в 1992 году в Америку он уже работал программистом, а эмигрантский стресс лет на 8 отодвинул тот момент, когда в нем все-таки проснулся живописец. Растянувшийся на годы процесс вживания в новую среду завершился достаточно успешно, пришло удовлетворение от творческой свободы, от открывшихся путей самовыражения.

В его дом вернулись поэзия и живопись. Александр стал видеть окружающую реальность в новых ярких красках, которые ранее он не замечал. Взгляд стал сосредоточиваться на гармонии красок как средстве выражения эмоций, и все точнее это воспроизводилось на полотнах. К этому процессу он относится непринужденно и легко. Окружающий мир стал в его работах миром Александра Вишневецкого. «Возникает такое чувство, – продолжает Александр, – словно удается приоткрыть ворота в новый красочный мир, наполненный многообразием цветов и оттенков. В то же время приносит радость ощущение, что, найдя новые выразительные средства, приобщаешься к когорте созидателей чего-то нового, неизведанного».